* * *
Несовершенны мы? Виной тому ли Бог?
А ты Ему советом бы помог?
Ему ли пред тобой держать отчет, —
Земное все Им принято в расчет.
* * *
Ужасно много человек боится,
От страха сочиняет небылицы.
Хотел, чтобы и там — поменьше боли —
Куда придет однажды поневоле.
* * *
Кто я? И что я значу?
Как мне себя оценить? —
Крохотный солнечный зайчик,
Осени тонкая нить.
Может никто не заметит.
Может быть — ну и пусть:
Будет на этом свете
Капелькой меньше грусть,
Капелькой меньше радость,
А в остальном я везуч.
Много ли мне надо? -
Лишних бы не было туч.
* * *
Утро ясное! Утро росное!
Торжествует солнечный свет.
В травах капельки тают звездами,
Но не тает ромашковый снег.
А молчать не умеют годы,
Тот ушел — и другой взамен...
По опушке надежды ходишь
И не ждешь больших перемен.
ЗАРИСОВКА
Ночь уходит неохотно,
Угли не раздул восток,
Тучи обложили плотно
Неба голубой лесок.
Засыпают, засыпают
Позабытые костры,
Дымка берег покрывает,
Тишь речную не пугает,
И густой ивняк роняет
В воду мрака лепестки.
* * *
Покажите мне такую птицу,
Что, вырвавшись на волю загрустит сильней,
И захочет в клетку возвратиться,
Потому что кормят там плотней.
Пусть ты станешь жертвой чёрной птицы,
Пусть тебя проткнет железный клюв,
Это страшно в клетку возвратиться
Полной грудью воли зачерпнув.
Ну, протянешь лишних две недели
И нахохлясь свалишься в помет...
Нет, уж пусть (так хочется) из тела
Душу вынет, все-таки, полет.
* * *
Вновь из сердца песня
Просится на волю.
Что мне, что мне делать
В этот миг с собою?
Серые заботы
Донельзя противны,
Донельзя бесцветны,
Крайне примитивны.
О шипы колюсь я,
Обрываю ветки,
Выпускаю песню
Из железной клетки.
* * *
Елочки-монашки,
А березки — нежность,
Облака — рубашки,
Синь и белоснежность.
Лиловеют дали,
Близь — цветное блюдо.
Серость обещали,
Но лучи повсюду.
* * *
Спешат отцвести анемоны,
Покуда трава не густа;
Промедлил ты, проворонил —
Вороной гляди из куста.
Водой по края затоны,
Не скоро теплу обмелеть.
Спешат отцвести анемоны,
Спешат анемоны сгореть.
* * *
У окон твоих тополь,
Вечер дождем начат,
Смотрит в твои окна,
Смотрит, и кажется, плачет.
И вот размыты печали,
Жизнь хоть кого укачает.
Я тебя не встречаю,
Сердце порой встречает.
* * *
Живые цветы
В ваших руках.
Живые, живые,
Словно мечта.
Помню и я
Их аромат...
Белый цветок —
Царство услад.
Красный цветок —
Пламя любви.
Он у меня
Далеко позади.
Милые, нежные,
Дай-то вам Бог,
Чтоб не дарили
Вам черный цветок.
* * *
В природе повторяется:
И ливень, и мороз;
То солнце появляется,
То туч за возом воз,
То синева, то золото,
То зелень, то бело.
В волшебной сказке, Золушке,
Волшебно повезло.
Вернулись птицы сизые,
С листвой опять ветла,
И наша речка чистая —
Назад не потекла.
Ты вовсе не затворница,
И я другой любим,
Но песня долго помнится,
Что в юности любил.
ЧЕЛОВЕК
Его поднимут до небес,
Его опустят до эреба;
А человек и был, и есть
Поборник красоты и хлеба;
Всегда стремясь возвысить «я»,
Пред силой будет преклоняться.
Им приукрасится земля,
И им же будет оскверняться.
КРАСИВАЯ
Не браться и раскаяться —
Не прыгать на забор,
Пусть сердца прикасается
Минор, а не мажор.
Дороги закалужены,
Низину спрятал дым.
И ничего не нужно мне,
А нужно ли другим?
Ведь все растает дымкою
Простой и золотой.
Не той пошел тропинкою?
А если бы по той?
Тот выпорхнул, тот выехал;
Тот — лебедь, тот — сова...
Любил я речку тихую
И тихие слова.
Пионы — за оградою,
А тут один осот...
Пусть листья в воду падают,
Пусть их струя несет.
Глаза поблекли синие,
Все толще пыли слой...
И все же жизнь красивая,
Хоть строгая порой.
* * *
Сердца пруд я не стану чистить —
Коз паршивых пленять, да?
Все равно им, что грязный, что чистый,
Что бананы, что лебеда.
Для тебя чист хотел быть, и что же?
Иней сбросить спешат провода.
Пусть пасутся паршивые козы
У заросшего тиной пруда.
* * *
Опять я хватаюсь за старые темы:
Хочу зло любовью со света сжить,
А жизнь мне другие сует теоремы,
Которые проще намного решить.
Кто голову этим себе засоряет —
Под смех попадает, затем и в дурдом.
Тот счастлив, кто просто работу ломает,
Живет по-житейски, а значит, ладом.
Когда б перестать - у рассудка маячить,
Деньгу заарканивать тысяч за пять,
С женой на машине рулить на пердачу,
Где в шортах ходить да клубничку щипать.
Соседи не минут польстить непременно,
Мол, умница Палыч — умеет жить,
Над крышею круглая телеантенна,
В углу холодильник «Стинол» дребезжит.
А счастлив ли Палыч? А шут его знает —
Ковры лезут на стены, жрать, есть и пить
Подохнет когда — пес соседский пролает:
«Все правильно — хватит небо коптить».
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Поэт и еврейский язык - zaharur На вышеприведённой фотографии изображена одна из страниц записной книжки Александра Сергеевича Пушкина, взятая из книги «Рукою Пушкина. Несобранные и неопубликованные тексты». — 1935г.
В источнике есть фото и другой странички:
http://pushkin.niv.ru/pushkin/documents/yazyki-perevody/yazyki-perevody-006.htm
Изображения датированы самим Пушкиным 16 марта 1832 г.
В библиотеке Пушкина была книга по еврейскому языку: Hurwitz Hyman «The Elements of the Hebrew Language». London. 1829
Это проливает некоторый свет на то, откуда «солнце русской поэзии» стремилось, по крайней мере, по временам, почерпнуть живительную влагу для своего творчества :)
А как иначе? Выходит, и Пушкин не был бы в полной мере Пушкиным без обращения к этим истокам? Понятно также, что это никто никогда не собирался «собирать и публиковать». Ведь, во-первых, это корни творчества, а не его плоды, а, во-вторых, далеко не всем было бы приятно видеть в сердце русского поэта тяготение к чему-то еврейскому. Зачем наводить тень на ясное солнце? Уж лучше говорить о его арапских корнях. Это, по крайней мере, не стыдно и не помешает ему остаться подлинно русским светилом.
А, с другой стороны, как говорится, из песни слов не выкинешь, и всё тайное когда-либо соделывается явным… :) Конечно, это ещё ничего не доказывает, ведь скажет кто-нибудь: он и на французском писал, и что теперь? И всё же, любопытная деталь... Впрочем, абсолютно не важно, была ли в Пушкине еврейская кровь, или же нет. Гораздо важнее то, что в его записной книжке были такие страницы!